Цифровизация здравоохранения - конец новокузнецкого этапа

48 ЛЕТ В «ЦИФРОВИЗАЦИИ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ».
Воспоминания разработчика медицинской системы управления

К оглавлению

Очерк двадцать шестой.
Конец этапа

В первой трети восьмидесятых мы оказались на высоте. Системы управления для стационара, поликлиники, тубдиспансера, ССМП и массового профосмотра, алгоритмы действий врача, – всё внедрено в практику. Заинтересованы пять городов. В самом Новокузнецке наши системы используются в трёх стационарах, тубдиспансере, трёх детских поликлиниках и на станции скорой помощи. Публикации в научных журналах и сборниках. Начатые диссертации об управлении тубдиспансером (Д.Н.Голубев) и ССМП (Ю.М.Янкин). Мои лекции об управлении лечебно-диагностическим процессом на кафедре организации здравоохранения у профессора Марка Натановича Цинкера.

Тем не менее, наши программы для обработки данных стационара не принимались в эксплуатацию вычислительным центром. “Наш” ВЦ тормозил использование системы. Это ставило крест на автоматизации других систем и сковывало работу лаборатории.

1983-й год свёл меня с Александром Ивановичем Макаровым. 33-летний хирург, кандидат наук, ставший волею судьбы заместителем заведующего Тюменским горздравом, появился в Новокузнецком ВЦ в поисках автоматизированных систем управления. Часов за пять до обратного поезда кто-то сказал ему про меня, а я ещё не ушёл домой. И не ушёл до ночи. Он выпытал у меня всё и сказал, что всё внедрит. И что вообще место лаборатории – в Тюмени, надо только просветить тюменский обком партии.

В том же году он ввёл “Скорую помощь”, а в следующем – “Стационар” в крупнейшей городской больнице Тюмени (1400 коек). Припоминаю, что именно он нашёл в Таллине полиграфический комбинат “БИТ”, который потом печатал перфокарты для стационара и поликлиник нескольких городов. В работе мы очень сблизились, он знал о моих проблемах. А я помнил его фразу о том, где для меня есть место.

В 1984 году на научной конференции в Новокузнецке я сообщал о наших работах. Эдуард Николаевич Червочкин, программист из Института Склифосовского, обронил при всей публике, что это всё хорошо, если есть на самом деле. Задетый за живое, я тут же предложил ему объехать то, что есть на самом деле. Попросил машину и посреди рабочего дня привез его в стационар с перфокартами и алгоритмами, в поликлинику с ними же и, наконец, на станцию скорой помощи с диспетчерами и автоматической ежедневной сводкой. Итог: с подачи Э.Н.Червочкина было решено провести в 1985 году научную сессию Института Склифосовского в Новосибирске, поближе к Новокузнецку.

На этой сессии мы, четыре города (Новосибирск, Пермь, Барнаул и Тюмень), представили четыре необычных доклада. В каждом вокруг одной темы (диспетчеры, врачи, связь с больницами, смертность) объединялись, подкрепляя друг друга, все четыре станции. После этих сообщений директор Института Склифосовского снял доклады своих сотрудников и предложил мне, неизвестному в этой среде человеку, вести дальнейшую работу секции по скорой помощи на догоспитальном этапе. Под занавес мы устроили ещё одну необычность – совещание наших четырёх делегаций за круглым столом. Для желающих вход свободный, но без права голоса. Так мы показали себя городу и миру.

Ещё перед этим триумфом я, переговорив с А.И.Макаровым, выложил директору В.В.Бессоненко идею перевода лаборатории в Тюмень и её причины, на удивление быстро получил согласие, так же удивительно быстро Тюменский обком партии связался с Президиумом СО АМН СССР. И на сессии института Склифосовского я уже отвечал желающим пообщаться, что охотно пообщаюсь, но уже в Тюмени.

И я махнул в Тюмень, увлекая за собой четырёх своих сотрудников, из которых с двумя, супругами Каркавиными, оказался связанным на всю оставшуюся жизнь

В Тюмень! После 21 года в Новокузнецке, с семьёй и всякими житейскими обстоятельствами, по одному слову молодого человека в должности заместителя заведующего горздравотделом. В незнакомый город.

Но я пишу не автобиографию, а историю идеи. Об идее надо сказать иначе. Она после 10 лет интенсивной и успешной разработки и использования в отдельных лечебных учреждениях рвалась на простор, к применению в масштабах города. Теперь предстояло взаимодействовать с горздравом и со многими главными врачами. Продвигаться, опираясь на уже сделанное, вширь и вверх. Я был готов. Но откуда взялась эта готовность, на чём основывалась уверенность, что я буду убедителен в чужих краях? Как это всё случилось?

Я просто хотел хорошо лечить. Половина моей докторской диссертации стала потом книгой под названием “Ошибки и опасности в лёгочной хирургии” (в соавторстве с Е.А.Вагнером). Ошибки я изучил и описал, но они продолжались.

У современного врача особое отношение к неудачам: эти неудачи всегда контрастируют с уровнем науки и опыта: ведь можно же было иначе, а вот поди ж ты, судьба. А хоть и судьба, всё равно совестно и стыдно. Это испытывает всякий опытный и мыслящий врач. И ничуть не меньше – мыслящий главный врач: он в ответе за всё, а никаких способов увидеть, когда закладываются будущие ошибки, у него нет. Моменты сожаления и стыда – постоянная примесь в умонастроении практиков. А под этим умонастроением, в глубине, тот самый извечный вопрос: “Достойно ли терпеть позор судьбы, иль надо оказать сопротивленье? Вооружиться, победить…”.

И вдруг я понял, чем вооружиться. Не экспертизами, комиссиями, наказаниями и методиками анализа задним числом. Нужна система управления всем процессом в больнице, предупреждающая ошибки, а в случае их допущения – не позволяющая им развиваться. Как только эта идея была реализована, практики её почувствовали, несмотря на одежду, простецкую и даже дающую повод глупцу и остряку для ухмылок. Те самые врачи и главные врачи, опытные и мыслящие, увидели: это – о результатах лечения больных. Они вникали дальше и обнаруживали, что заодно решаются частные проблемы: упрощение рутины, справедливость оценок, использование времени врача и ресурсов, Им не нужно было знать о системном подходе – он был у них в руках. ”Мне два года до пенсии и я введу эту систему, чтобы уйти спокойно”, – сказала величественная Лариса Родионовна Мещерякова и одним махом ввела её в стационаре и двух поликлиниках крупнейшей детской больницы Новокузнецка, а следом – и алгоритм “Педиатрия”. Впоследствии я встретил многих организаторов здравоохранения с таким настроем.

Практики сориентировались и почувствовали, что то, что они принимали за неизбежность, можно победить. Не случайно быстрее всех освоились акушеры и скоростники, в чьей профессии условий для всяких неточностей на каждом этапе ведения пациента хоть отбавляй и эти неточности время от времени слагаются в явные ошибки.

Вглядитесь в наименования публикаций из прошлого века, которые я привожу. Все они – в первые годы появления системы. Они об управлении и лечении, о методах управления и результатах лечения, они оценивают методы управления результатами лечения. И все авторы – практики. И всё это до появления компьютеров.

Идея, овладевая массами, становится материальной силой. Она такою стала и действительно была готова работать в масштабах городского здравоохранения. В ближайшие пять лет это подтвердилось: в четырёх городах – Тюмени, Красноярске, Барнауле и Улан-Удэ – дело взяли в свои руки заведующие горздравами.

А что сейчас дают цифровизаторы лечебным учреждениям? Чем они озабочены? “Писаниной”, “качеством услуг”, методикой экспертизы врачебных ошибок, выдачей официальных стандартов, в лучшем случае оторванной от целостного процесса поддержкой принятия решений. Вот и появляется статья с приблизительно таким заголовком: “Как сделать цифровизацию привлекательной для врачей”.

Очень просто, господа. Поймите, хорошо поймите, что именно нужно врачам. Потрудитесь над этим и сделайте то, что нужно всем им и всему здравоохранению – полноценную систему, способствующую улучшению результатов медицинской помощи.

Сейчас вы делаете не то. Услышьте! Дайте ответ! Не дают ответа.

А ведь слышат.